Шахрисабзский
период

На предприятии должны были запустить новый цех по производству и разливу, наряду с вином и водкой, коньячных напитков. Директор завода, показывая строящийся цех, обратился ко мне с просьбой о внеплановом строительстве дегустационного зала. Он сказал, что это повысит привлекательность его предприятия среди вино-водочных заводов, которых в городе было уже три. Я дал согласие, только поставил условие, чтобы зал для приёма гостей и посетителей был оформлен оригинально, с учётом восточной тематики. Примерно через месяц или полтора директор винзавода попросил меня принять его для показа эскизов оформления дегустационного зала. Я назначил ему время приёма на очередной понедельник, так как этот наш разговор состоялся в начале моего рабочего дня в воскресенье (у большинства рачительных руководителей города, области, государства выходных дней, как таковых, практически, не бывает). Но за истекшие время от воскресенья до понедельника со мной произошёл неординарный случай, который как раз имеет самое прямое отношение к этому издаваемому альбому моих графических и живописных картин.

На первых порах в городе Шахрисабзсе, который уютно расположился в предгорьях Гиссарского хребта, лежащего между Тянь-Шанем и Памиром, я взял для себя на самой окраине города, близи зелёного каньона, уходящего в глубину горного массива, под временное жилище помещение, которое когда-то было заброшенной конторой правления колхоза, земли которого не так давно отошли городу. Так что я здесь жил уединённо, но недалеко от городских кварталов. И вот перед тем самым понедельникам, когда я назначил встречу с директором завода, воскресной ночью, я проснулся от невероятно сильных раскатов грома и мощнейших всполохов молний, которые в моем огромном помещении устроили настоящее светопреставление. После того, как от сильнейших раскатов грома я проснулся и сел, спустив ноги с кровати, я тут же увидел, как огромное помещение, освещённое всполохами молний, внезапно превратилась в кромешный вертеп. У высокой, посеребрённой Светоносной стены группкой стояли высокие, почти трёхметровые квадратные люди. Но это были не статуи, не манекены, а живые существа. Они двигались, активно размахивали руками, и голосом зазывали меня к себе. И как не странно я всего этого светопреставления не испугался, а, встав на ноги, пошёл к их таинственному пределу. Так как там, перед этими загадочными людьми, стояла какая-то особая перегородка, состоявшая из объёмной стены перламутрового цвета Хронотумана, который разделял наш трёхмерный мир и тот космический запредельный. И я, не задумываюсь, перешагнул её…

Утром, встав от сна, я вдруг почему-то почувствовал от увиденного невероятного космогонического действа великую и несказанную радость, которая наполнила меня всего от чувственного сознания до трепетной радостной душевности. И я понял, что это запредельное чувство в меня вселяет реальная действительность того вознесённого мира, который я обозревал здесь, на Земле.

И как результат, я почувствовал невероятную потребность тут же запечатлеть, зарисовать увиденное мной ночное чудо. И хотя я в жизни никогда и ничего не рисовал, кроме как в детстве: палка, палка, огуречик, – вот и вышел человечек! А когда я взял лежащий на столе большой ватманский лист (на котором делал наброски и чертежи прокладываемых дорог в новостройках) то я тут же, на этом большом ватманском листе с невероятной скоростью нарисовал (запечатлел) ночное видение. Я нарисовал всполохи молний и выходящих из этого светоносного вертепа таинственных людей-гигантов, а также запечатлел и себя, стоящего перед ними. И почему-то я назвал эту зарисовку "Я и Они". И пока я завтракал и готовился к поездке в город на работу, я почему-то, как заворожённый, несколько раз, вновь и вновь возвращался, чтобы посмотреть на свою зарисовку столь необычных ночных видений. А когда поехал на работу, то не смог оставить этот ватманский лист с зарисовками в квартире. Мне почему-то очень захотелось, чтобы эти таинственные люди (изображённые на ватмане) были со мной постоянно. Так как от них исходило какое-то неведомое притяжение, и я ощущал себя в нём абсолютно счастливым. Так вот, когда мне, из приёмной, по громкой связи, секретарь сообщила, что прибыл директор винзавода с эскизами оформления дегустационного зала, то я разрешил ей пригласить его в кабинет. Но к моему удивлению, вместе с директором винзавода вошли ещё два молодых человека. И это, как оказалось, были художники из Грузии, которые принесли показать мне варианты своих предложений по оформлению дегустационного зала. Я сделал свои замечания и дал согласие на начало работ. И вот, когда приглашённые должны были уходить, один из художников, обращаясь ко мне, вдруг сказал: «Кто сделал эти удивительные наброски?» И он указал на мой ватманский лист с ночными зарисовками, которые лежали на моём рабочем столе перед телефоном. Я несколько удивлённый таким вниманием к моим рисункам, тут же ответил: «Не обращайте внимания на мои неумелые каракули.

Это я так, сегодня утром, впервые в жизни, попытался оставить в памяти один увиденный момент». На что молодой художник из Грузии, к моему удивлению, сказал: «Знайте, что-то так искусно и таинственно рисовать не смогут даже самые знаменитые художники. Это у вас что-то особенное». На этом моя деловая встреча с директором завода и грузинскими художниками закончилась, но вывод одного из молодых людей меня очень удивил.

Прошёл ещё месяц на этот раз директор винзавода пригласил меня посмотреть, как он завершил оформлять дегустационный зал. Я выбрал время и приехал на завод. Исполненное грузинскими художниками оформление мне понравилось. Оно было колоритным и красочным. Но когда я входил в зал, где велись работы, то увидел, что на огромном столе были разбросаны кисти и в некоторых плошках были остатки разбавленных красок. Перед самым выходом из зала я подошёл к этому столу и, обращаясь к молодым художникам, сказал: «А можно я попробую что-нибудь нарисовать? И покажите, как готовят краски?»

Такой вопрос с моей стороны был вполне естественным, ведь я в действительности никогда в жизни не держал в руках ни живописных кистей и не разбавлял краски, а тут увидел всё готовое. Да к тому же молодые художники, исполнив мою просьбу, мгновенно всё подготовили. И я тут же, взяв кисть, и как мог, на ватманском листе размером 40х60 см, сделал рисунок человека, у которого было чёрное сердце, а правая рука по локоть тоже была закрашено чёрной краской. Так я сходу запечатлел отвратительного человека с чёрной натурой.

Увидев этот набросок, молодые художники из Грузии искренне удивились и попросили этот рисунок подарить им. После этого дня я, как одержимый, стал беспрестанно разрисовать ватманские листы, выписывая на них-то и дело посещающие меня разнообразные чувственные состояния. А их в окружающей жизни было очень много. И большинство из них требовали немедленного самовыражения. На первых порах я приобрёл для себя цветные карандаши, акварельные и гуашевые краски, а также кисти для рисования.

А затем, уже попозже, когда этот живописный процесс становился всё более серьёзным, я, на первых порах, приобрёл специальный картон для рисования, а также загрунтованный рулон холста для живописи. И чуть попозже приобрёл акриловые масляные краски с разбавителем. Такой, неожиданно нахлынувшей потребностью к живописному самовыражению, мне приходилось, во-первых, заниматься исключительно в свободные минуты, которых у меня как у руководителя города практически было очень мало, а во-вторых, я делал всё так, чтобы ни одна душа не знала о моём новом увлечении.

Достаточно было того, что все знали, что я пишу стихи, повести, и являюсь членом Союза писателей СССР. А уж после того, как на мои слова была написана песня «Шахрисабз», которая прославила этот город так как стало шлягером на весь Советский Союз, после того, как эта песня стала победителем конкурса «Песня года» в Останкино.

Затем на мои стихи было записано многомиллионными тиражами на дисках несколько песен в Москве на Апрелевском заводе грампластинок, и даже был издан на серебряном диске в США альбом под названием «Борода верблюда», который распространился по всему миру.

К тому же по моей повести «Не бойтесь кобры» на киностудии «Узбекфильм» был снят двухсерийный художественный фильм «Долгое эхо в горах». За последующие годы из-под моего пера вышли и были изданы две повести, три романа, жизнеописания святых ислама, а также более 30 книг о путешествиях по странам и континентам, общий тираж которых составил более полутора миллионов экземпляров.

А если серьёзно обращаться к сути моего живописного творчества на фоне и примере художников, явленных миру во все времена существования этого вида искусства, то получается неожиданный парадокс…

Общеизвестно, как как на свет появляется художник, оставивший заметный след своим творчеством в историческом живописном пространстве. Во-первых, у большинства тяга к рисованию и живописному искусству проявляется, зачастую с раннего детства, во-вторых, обласканные Мельпоменой, непременно начинают учиться навыкам правильной живописи в специальных школах или поступают в обучение в мастерские маститых художников, в-третьих, подающих сугубо выдающиеся способности в живописном творчестве, как правило, направляют на многолетнее обучение в академии живописи или в иное учебное заведение художественного творчества.

И я могу отметить, что ничего подобного в моей жизни по накатанному не произошло. А тут вдруг такой примитивный пример с ночными зарисовками, и на первый взгляд банальный рассказ о том, как я начал своё простенькое, подсмотренное у вспышки молнии живописание, а также о том, как я, с мимолётной оценки молодых заезжих грузинских художников, уже начал основательно своё великое непознанное живописное творчество.

И ещё бы, человеку уже за 40 лет, он перегруженный чиновник, занятый административными и производственными делами, с «головной болью» за весь многотысячный город. И тем не менее этот человек, на этот раз представляет на всеобщее обозрение свои невероятные художественные произведения, которые, на первый взгляд, вроде бы и не являются таковыми по мировой общепринятой классификации…

И тут у нас ждёт неожиданность, - так поступают не люди, а Космос, Горний Предел и Тонкий План. Они однажды берут человека и вводят его в свою запредельную космическую программу.

Вы посмотрите, я руководитель города, у меня впереди блестящая карьера. Я в действительности в будущем стал руководителем Самаркандской области с населением более 3 000 000 человек, да не просто рядовой области, а бывшей столицы империи Тамерлана. Чего ещё нужно, не исключено что впереди была карьера роста не только на республиканском уровне, но и на союзном тоже. Ан нет. Вышло совсем другое. Вначале Космос отправил меня на три года, с 1991-го по 1993-й годы, в отшельничества горы Памира, а затем в путешествие по 40 странам и шести континентам Земли, включая Южный и Северный полюса планеты. Да не просто в путешествие, а с молитвами и проповедями к разным народам и людям, исповедующим разные религии. И за мной в этом необычном духовном действии за 20-летний период последовало более полутора миллионов просветлённых подвижников в России и в других странах мира.

А вы спросите: «А причём тут Космос, живопись, выставки и проповеди?» А при том, что всё происходящее в мире людей, вначале моделируется на Небесах и сосредотачивается в анналах Вселенского Информационного поля, чтобы оттуда подавать команду к действу на планету Земля, в социум и к людям. И порой эти команды зашифровываются в виде образов и символов живописных картин, а также в словах проповедников и в потоках музыки гениальных композиторов. Ведь живописная картина, если она передана из Космоса, то это уже послание-голограмма, команда к действу…

Если картина, явленная человеку, им воспроизведена, значит голограмма запущена. А вот когда произойдёт само действо зависит от политиков (некоторые из них тоже даны социуму из Космоса).

Так я, будучи обыкновенным чиновникам, после того, как получил не совсем обычные рисунки и соответственно меня Небеса включили в эту особую космическую программу, то вскоре, в ночь с 7 на 8 ноября 1981 года, в ведении Ангел Небес мне сказал: «Не будет КПСС, не будет СССР», и я тут же написал картину с человеком, стоящим во весь рост, символизирующим Советский Союз, в то время, как у этого человека уже отлетела голова с плеч долой, а он даже рук своих не развёл, чтобы спасти самого себя. И хотя развал советского Союза как государства (после подписания соглашения путчистами в Беловежской пуще в декабре 1991 года) произошёл только спустя 10 лет после сообщения Ангела Небес, но в мир социума голограмма этого действа попала через мою картину о развале СССР, которую я назвал «Беспечность». За прошедшие с 1981 года годы она была опубликована в ряде СМИ, более чем стотысячным тиражом и значит активно включилась в эту Космическую программу. Затем, после моей поездки в Индию в 1981 году, в июне 1982 года, я закончил картину «Наблюдающая».

В этой картине я изобразил огненную саламандру, которая явилась мне в старом разрушенном индуистском храме. Она тоже была посланником Космоса и символизировала в скором времени восхождение на планете Земля новой плазменной расы людей. Репродукция картины

«Наблюдающая» вышла двухсоттысячным тиражом в СССР и в новой России, а также была опубликована в журнале-дайджесте «Спутник» № 3 в 1986 году, который переводился АПН (Агентство печати «Новости» СССР) на 45 языков мира и распространялся в 120 государствах. В соответствии с голограммой Космоса заголовок на обложке журнала «Спутник» был таковым: «В заботах о человеке XXI века». На страницах этого же номера была опубликована и статья: «Евгений Березиков - счастливый человек».

А в 1982 году, вблизи города Шахрисабзса, я, подъезжая к строительству водохранилища в отрогах гор, на фоне зелёного холма воочию увидел образ стоящего 40-метрового гигантского человека. Он одной рукой держал молнию в Небесах, а другой - растущие древко Земли. Я понял, что этот явленный мне космический образ символизирует вечность существования человека на Земле. Вернувшись в город, я набросал на холсте эскиз картины увиденного космического человека, назвав картину «Сын Земли и Неба». Понимая важность тематики картины, я решил написать её маслом. Работал я над этой картиной ровно два года.

Таким образом, будучи успешным чиновником в социуме, и занимаясь хозяйственными и административными делами, я в то же время постоянно испытывал на себе тысячи ситуаций: житейских, природных, космических, постоянно к тому же пропуская через себя этические и психологические, и нравственные поступки людей. И всё это многообразие чувств и впечатлений через моё умозрительное воображение непременно просилось не только в повести и романы, но в последнее время оно всё чаще реализовывалось как зарисовки картин на холсте, на доске или на ватманском листе. И всё это многообразие чувств и образов хотело жить своей жизнью. И эта необычная потребность самовыражения, самореализации чувств и взглядов на окружающий мир порой доводила меня до умопомрачения, так иногда за сутки я выдавал (отображал) образно до 9-10 сюжетов. И представьте себе это необычное творчество или точнее сказать пристрастное состояние продолжалось, сидело во мне и держало меня в напряжении многие десятилетия. И без Космоса тут не обходилось, ибо если не было соответствующей энергии, ни один эскиз, ни одна картина не могла бы появиться на свет. А их были тысячи!

И в то же время мне, из-за моего административного положения, нужно было играть в молчанку, делая вид, что всё идёт своим чередом. При этом мне от людей не хотелось ждать ни похвал, ни восхищения, а напротив хотелось просить у них прощения, причём, в большинстве случаев, за их же не совершенство. Это примерно то же самое, как поступил со своим близким окружением гениальный Николай Васильевич Гоголь.

Ведь он, в знак протеста несовершенства людей, объявил 40-дневную голодовку, во время которой умер не только от истощения своей плоти, но и от истощения разума, сострадая к людям. И на эту тему я тоже написал картину, посвящённую Гоголю, а по сути, одновременно и себе, назвав эту картину: «Гоголю - Боже, кто мы!?»

Да, воистину, нам всем, людям, есть потребность спросить себя: «Боже, кто мы?!»

И может вы тоже найдёте ответ на свой этот многострадальный вопрос в моих картинах!

Хотелось бы верить в это!

Евгений Березиков